Какие дни стоят – бархатные, ласковые. Напоследок осень не разжимает объятий, заманивая в багровые чащи и желтые поля.
Прощаться с ней не хочется, ловишь последние мгновения, минуты теплых дней, вздыхаешь на последние цветы. Но шуба уже проветривается от моли, утром легкая изморозь на зеленом, ранние сумерки склоняют к дивану… Придет зима, никуда не денешься, еще нахлобучит, загонит по домам.
Но пока… Пока славно и хорошо. Даже сбор грибов удался, хотя все в один голос кричат: в этом году их нет. Нашлись, малые веселые опята, обремененные семьями. Народа в лесу, конечно, больше, чем грибов. Срезают все, что попадется на глаза, и только потом интересуются: а это что? Не люблю большой толпой собирать грибы: шум, гам, тарарам. Не знаешь, кого больше бояться – веселого грибника или испуганного кабана. Это же дело тихое, почти интимное: углядеть грибы, разгрести траву, присесть удобно, полюбоваться, срезать, нежно положить в корзину, отряхнув листву. Тихое наслаждение.
В такой благости ко мне привязалась песня: «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там в краю далеком буду тебе женой…» Ну а дальше вы знаете: не взял – ни женой, ни сестрой, потому как уже все было в наличии… В такой грусти я шаталась по нашей аллейке средь берез и сосен, где «тихо бродит осень». Навстречу двигалась молодая парочка: поджарые, модные, видать, веселые. Но не успела я сглотнуть слезу умиления – мы столкнулись у одной скамейки, лоб в лоб, глаза в глаза.
У барышни брови-тату, как два обугленных бревна, больше уже на лице ничего не видно – неземная красота, скажу я вам. В том смысле, что брови в два пальца – перебор. Мальчик лицом попроще, без излишеств, но вот рот открыл и из него посыпались вовсе не фиалки.
– Мы, б…, сюда первые пришли. Какого… ты тут… Садись, Машка, да… шевели…
«Ты» и мат – это мне. Остальное Машке. Мне скамейка-то в общем-то не была нужна: сидите, где хотите. Но оторопь взяла, я не знаю, что в таких случаях делать. Нахамить в ответ? – это я тоже умею. Разъяснить правила поведения в общественных местах? Пристыдить – пустое. Получилось просто уйти, но не гордо и красиво, а тихо отползти с места боя.
Пошуршала по листве домой. Как там пел Макаревич: «Однажды мир прогнется под нас»? Не-а, не прогнется, вернее, я не доживу…
Галина Плотникова, газета «Ставрополь-на-Волге»