Она успела поработать практически во всех театрах Тольятти. Ставила спектакли в МДТ, работала в «Колесе», выводила на сцену свои авторские работы в «Дилижансе».
И со всей страстью человека, влюбленного в театр, участвовала в фестивальных экспериментах и точно нашла себя в этой сложной и не такой уж и женской профессии.
Дорога в театр
– Мой первый вопрос, конечно же, о том, как нашлась та самая дорога – дорога в театр. Как встретили ваше решение в семье?
– Я бы сказала, что вряд ли все обрадовались этому моему решению, но давления на меня по этому поводу у нас в семье не было, и в целом его в итоге поддержали. Все знали, что я в то время то там, то сям занималась в каких-то театральных студиях, но, честно говоря, больше думала о кинорежиссуре. А благодаря книгам полюбила театр. Конечно, когда я училась в школе, у нас всегда были какие-то постановки, и я это все брала на себя. Ну, как это обычно бывает в классе: ты активистка, идешь и делаешь спектакль. Хотя на тот момент я это не рассматривала всерьез. И даже не могу вспомнить, что и когда упало мне на голову, когда я вдруг решила профессионально этим заниматься.
– И не потому, что «я такая красивая», что «дай-ка я сыграю в «Чайке»?
– Я себя и красивой-то совсем не ощущала. Мне просто хотелось реализовать в спектаклях какие-то свои идеи.
– А идеи тогда уже были, назову их так – прорежиссерские?
– Скорее да. Я писала для театра сценарии, а позднее даже посылала их на экзамены в вуз. Хотя в школе мне совсем не нравились театральные студии. С интересом занималась в киностудии «Зеркало». Там ребята снимают кино, и этот процесс в то время меня очень увлекал. Я его понимала. И не чувствовала в нем себя актрисой, которую все пытаются чему-то обучить. Там пишут сценарии, снимают кино и получают результат. То, что в вузе, где я позднее училась, я в конце концов пришла к актерству, было неизбежно, потому что актеры и режиссеры учатся вместе, проходят одну и ту же программу. И фехтование, и акробатику, и сценическую речь, и все, что положено артистам, мы, режиссеры, тоже проходили.
– Мы пока еще не назвали вашу альма-матер…
– Это Санкт-Петербургский университет профсоюзов, кафедра режиссуры и актерского искусства имени Зиновия Яковлевича Корогодского. Я занималась уже не у него самого, а у его учеников. И его спектакли видела только в записи. Но именно на нашем курсе мне повезло застать его настоящих преемников. Традицию школы Корогодского они держали крепко.
Со своей Антигоной
– Алена, насколько я помню, вашим первым спектаклем в Тольятти была «Антигона» Жана Ануя в МДТ?
– Это был мой дипломный спектакль. Я его специально приехала ставить в Тольятти, потому что на пятом курсе впала в какую-то панику, подумала, что никогда не смогу работать самостоятельно. У меня были очень классные педагоги. Они приходили, разбирали твою работу по косточкам. Ты шла, все переделывала, и работа получалась классной. И я подумала, что так будет не всегда. Не всегда кто-нибудь увидит, оценит, разберет твою работу и подскажет, что с ней делать дальше. Я очень хотела сделать спектакль безо всякой возможности получить обратную связь заранее.
– Проверка себя. Но почему выбор пал на «Антигону»?
– Я недавно об этом думала. В тот момент мне просто очень понравилась сама эта пьеса. Ее энергия, ее посыл. Тогда об актуальности я особо не размышляла.
– И, вырвавшись из-под педагогической опеки, вы получили иной результат?
– Да, постановка получилась немного хулиганистой, более свободной. Хотя, конечно, работать над спектаклем мне тогда было жутко страшно. Но мне всегда было жутко страшно репетировать в театре. Потому что когда у тебя есть идея, то все прекрасно. А вот потом, когда ты открываешь рот и что-то пытаешься донести до актеров, у тебя неизбежно возникает синдром самозванца. Появляется ощущение того, что все, что ты говоришь, чушь полнейшая. Например, ты можешь совсем не попасть в артиста. Я тогда не знала ребят из МДТ и поэтому привезла Антигону с собой. Яна Кривуля была моей однокурсницей и согласилась приехать в Тольятти. Я ей благодарна за это.
– Потом вы были режиссером в «Колесе»…
– У меня в то время было такое ощущение, что если я не работаю в репертуарном театре, то я и не режиссер. Оказалось, что этот театр не мое место. Там нужен был другой человек, по крайней мере, наверное, с другой верой в себя. Зато «Дилижанс» и ментально, и душевно, и этически – это мое.
Родить спектакль
– Алена, а вопрос недостатка веры в себя есть до сих пор?
– Сейчас я успокоилась и изменилась. После некоторых жизненных ситуаций та часть меня, которая очень хотела всем понравиться, умерла.
– Теперь вы уже знаете, как рождаются дети и как рождаются спектакли. Что труднее – выносить спектакль или родить ребенка?
– У всех это все по-разному выходит. Субъективно мне родить ребенка было труднее: так себе вечеринка.
– А действительно ли слово «рождается» применимо к появлению спектакля?
– Да, оно мне очень нравится. Причем не уровнем сложности. А если и сложностью, то не от слова «трудно». А от многих составляющих процесса. Когда спектакль рождается, а не ставится, в итоге выходит что-то органичное и потому попадающее в людей. Именно потому, что рождается. Это рожденное становится таким естественным, чего, кажется, просто не могло не быть. Как будто и правда все это существует в пространстве, а ты просто находишь. Какой-то большой режиссер говорил о том, что ты, как зритель, смотришь на будущий спектакль и будто вспоминаешь его. Это мне близко. И тогда все шероховатости в постановке происходят оттого, что какую-то деталь ты пока просто не отыскал.
Валерин паравозик
– Вашей дочке…
– Три годика. Ее зовут Валерия.
– А Валерия еще не знает, что вы театральный человек, или уже догадывается об этом?
– Валерия после каждого спектакля, на который она приходит, плачет, что она не на сцене. И говорит мне: «Мама, я же хотела играть спектакль!» Лера импатичная, очень считывает атмосферу, чувствует и понимает смыслы. У нее отличная память, и она пересказывает даже те спектакли, с которыми знакома только на слух.
– Вам друг с другом повезло.
– Очень.
– А она участвовала в постановке вашего детского спектакля «Такие правила»?
– Да, она раскрашивала паровозик, помогала репетировать. И все игрушки на сцене ее. Она была на сдаче этого спектакля, потому что я просто хотела, чтобы кто-то был в зале, с кем можно было поиграть и подышать. Потом Лера подошла ко мне после спектакля и спросила: «Мама, а почему ты взяла мои игрушки?» На что папа ответил: «Да мама все время этим занимается».
– Спектакль для детей – какая-то особая территория…
– По моим ощущениям, спектакль для детей – это еще и спектакль для родителей, воспитателей или учителей, которые их привели в театр. Хотя, конечно, ребенок намного более восприимчив и открыт ко многим вещам, чем человек взрослый. С детьми легко работать и находить общий язык. У них меньше критического взгляда, а если они еще очень маленькие, может быть, его нет и совсем. Они смотрят твой спектакль и верят тебе, и поэтому с ними легко. Единственное, что с детьми труднее, – это удерживать их внимание. Но здесь уже работает форма, а не смыслы.
Мне не нравится, когда ребенок смотрит спектакль без взрослых. Потому что и мульт-фильмы, и кино, и спектакли – это повод для диалога. Всегда. Это совместный досуг. Произведение искусства – классный повод пообщаться. Спектакль для детей должен быть интересен взрослым. В ТЮЗе Зиновия Корогодского всегда считалось, что детский спектакль такой же, как взрослый, только лучше. И мне этот подход очень близок.
– Какая из предыдущих работ вам особенно дорога?
– Самая-самая дорогая работа – спектакль «Море-океан», потому что, когда я прочитала роман Алессандро Барико, я прямо умерла и воскресла. Он разрывал мне сердце. Я очень рада, что эта постановка в принципе смогла случиться.
– Вы принимаете слово «служение» по отношению к работе в театре?
– А как иначе? По-другому просто не получится.
– Ваши спектакли и живописны, и удивительно акварельны. Кажется мне, что вы рисуете, что живопись – еще один ваш талант. Угадала?
– Рисование – это скорее мое домашнее хобби, но я и правда очень люблю акварель. Но еще больше музыку. В школе училась игре на скрипке, в группе играю на клавишах.
– Что вы хотите дать театру и что он вам дает?
– Пожалуй, я хочу больше взять, чем дать. Хотя заставлять людей и плакать, и смеяться на спектакле – это удивительно и прекрасно.
Марта Тонова, газета «Площадь Свободы»